Николай Попов: «Моя судьба связана с театром!»
В творческой копилке Николая Попова – музыка к спектаклям «Василиса Прекрасная (1979), «Терем-теремок» (1980), «Ночная история» (1989), получившая в 1989 г. на международном конкурсе театральных спектаклей в Варшаве первое место, а композитор – звание лауреата международного конкурса; неоднократное участие с собственными произведениями в ежегодных фестивалях «Киев-Музик-Фест» (1998, 1999, 2000 гг.). В его произведениях доминирует оптимистический, чистый взгляд на мир, глубокое отношение к вечным ценностям.
– Театр – это святое, даже если там не будут денег платить! Вся моя судьба связана с ним. Наш ТЮЗ – довольно известный театр, но не в нашем городе. Он – один из немногих в Украине, который получил в этом году звание академического, сегодня это довольно редкое явление. Представляете, какой вес нашего театра в Украине?! Это театр, который в 1984 году на всемирном фестивале представлял Украину детским спектаклем «Терем-теремок». После него и пошли заказы на музыку к спектаклям. На сегодняшний день театр кассовый, а это много значит, в театре не существует той системы, чтобы бегать и навязывать билеты – есть свой постоянный зритель.
– Какую музыку сложнее писать – для детских или для взрослых спектаклей?
– Детскую: надо серьезно относиться к работе, но в душе нужно быть ребенком. В нашем театре одна из последних работ – «Романтики» – для студенческой молодежи. Но писать надо не в угоду молодежи, под них не подстилаться, все-таки доступно для них, ведь молодежь сегодня и не читает, и музыки, кроме как «гоц-гоц аккордов», не слушает.
– Как рождаются ваши произведения?
– Если говорить о театральной музыке, то работа над пьесой начинается еще при чтении – здесь что-то музыкальное будет, а здесь чисто танцевальный номер. Сценарий читает режиссер, композитор, художник. Сначала каждый работает сам, потом мы встречаемся, и все обсуждается, проговаривается, каким будет стиль и жанр. Потом расходимся, и каждый работает сам. А сколько по времени работается, зависит от вдохновения. Иногда можно и за одну ночь набросать все.
– А если нет вдохновения?
– Бывает и такое. Режиссер сказал: «Так, все, через неделю репетиция!» Но это редкие случаи. Вот тут выручает, что сидишь на репетиции за инструментом и материал наигрываешь – по ходу сочиняется. Но это не очень удачный вариант. Как правило, в десятку не попадешь. Хорош тот материал, который ты неоднократно через себя пропустил. Если вы хотите создать что-то новое, грандиозное – это только вдохновение!
– А в чем вы черпаете вдохновение?
– Толчком к вдохновению может быть что угодно: работаю я со студентами и, бывает, раз – и ты чувствуешь, что открылось! Самый идеальный вариант – все бросить и побежать писать. Иногда так и делаю: все, меня больше нет, сажусь и работаю. Иногда поэзия несет вдохновение, особенно в вокальном жанре.
– Бывает что приходится писать музыку под конкретного артиста?
– Все зависит от того, кто назначен на роль, от пластичности актера, от актерского мастерства. Иногда приходится работать под актера, бывает, чувствуешь, что он вокально или пластически не тянет фразы. Это самый благодатный момент работы композитора, когда он прямо с ноля работает.
– Вы сотрудничаете с театрами по всей Украине?
– Из тех 60-70 спектаклей, к которым я писал музыку, в нашем городе звучит половина, все остальные в других городах. Вот последний вариант – работал с Черновцами, над «Кошкиным домом» для их музыкально-драматического театра к Новому году. Как так получается? Звонят и говорят: «Николай Иннокентиевич, мы вам по электронной почте сбросили пьесу, давай работай!» Читаю, потом общаемся по скайпу, я тут же им играю – вот такой есть момент работы. Потом еду в Черновцы на репетиции на два-три дня максимум. Но это не очень интересно. Интересно, когда я вижу глаза зрителя, как он реагирует.
– А с какими еще городами вы поддерживаете отношения?
– Когда-то у нас в театре со звукорежиссером Колей Середой мы повесили карту СССР. Это наша боевая карта! И флажками отмечали, где работали: начиная от Петрозаводска на севере, в Алма-Ате, во Владивостоке (самая восточная точка работы) и самая крайняя – в Ужгороде. Это не значит, что в каждом из городов писался новый спектакль. Например, «Терем-теремок» идет у нас, в Ужгороде и в Московском театре. В 2011 году довелось работать с двумя киевскими театрами, хоть там и своих режиссеров хватает.
– Вам больше нравится писать для театра или для хора?
– С 1990 года я начал работать в музучилище им. П. Майбороды, а с 2004-го руководить академическим хором. Я написал много произведений для хора, женского, смешанного. Меня привлекает хоровая духовная музыка. Что такое духовная музыка – это как у вас сердечко застучало. Точно так же оно может застучать и от пьес, и после того как вы побывали в храме на службе. Вот я был в наших православных храмах на службах, был в католическом храме возле цирка (там священник тоже Попов, мы сдружились).
– Бывает такое, что свои же произведения хочется переписать, улучшить?
– Конечно же! Что касается театра, безусловно, есть такое, даже в тех пьесах, где, казалось бы, все очень хорошо, удачно. Проходит какое-то время, театральный спектакль меняется: темп, ритм, появляются другие актерские акценты. Вот тут видишь – не попал, тут надо переделать – и переделываешь. Что такое удавшийся спектакль? Он идет два-три года и на год замирает, ждет пока придет новый зритель, вырастет. Когда спектакль «откладывается в сторону», идет восстановление, меняется что-то в декорациях, костюмах. Вот тут есть возможность переделать что-то. Возвращение к старым материалам не всегда интересно. Ведь хочется вперед.
– Какое для вас произведение идеальное?
– Я могу сказать однозначно, одного произведения как такового идеального нет. В любом жанре обязательно есть что-то интересное – в вокально-хоровом, симфоническом. На сегодняшний день мне очень интересна духовная музыка. Когда мы учились, нас к этому пласту вообще не подпускали. А если и звучала духовная музыка, то она была в переводе на советские тексты. Та же месса, реквием звучат на советские тексты: «Ура! Вперед!» Все апофеозное. И вот когда в 1990 году все начало валиться, рушиться – вдруг открылось это окно, этот громаднейший пласт. Это интересно. Мы сейчас стараемся и со студентами работать. Для них это тоже близко, это состояние души не только нашего возраста.
– Как вы думаете, ваше и зрительское видение музыки совпадает?
– А это сразу видно по залу, по реакции. Бывает, совпадает, а бывает, к своему удивлению, смотришь – тишина в зале, хотя думал, что сейчас произойдет взрыв. А тихо! И понимаешь, что мы со зрителем на разной волне.
– На ваш взгляд, должен ли композитор менять манеру, стиль в разных произведениях, чтоб не повторяться?
– У каждого композитора свой почерк – то мелодический язык, то гармонический. И как бы я не хотел что-то менять – не получится.
– Бывает так, что вы чувствуете, вас клонит в одну сторону?
– Конечно, бывает! А бывает, что садишься работать – и пауза в голове. Ну все, думаешь, все, закончилось, а потом вдруг внутренний толчок Господь Бог дает, и что-то получается.
– Что самое важное в профессии композитора?
– Композитор живет тогда, когда его исполняют, ведь можно писать, и все будет лежать на полке. Когда твое произведение исполняется, ты видишь глаза зрителей или слушателей и понимаешь, удачно или неудачно было написано. Вот так и счастлив композитор.