Аркадий Хоралов: Последний романтик советской эстрады

На профессиональную сцену Аркадий Хоралов пришел в сентябре 1972 года. Способного паренька при весьма любопытных обстоятельствах приметил художественный руководитель вокально-инструментального ансамбля «Поют гитары», ныне Заслуженный деятель искусств Российской Федерации Валерий Муратов. О том, как это было, а также о других перипетиях своей судьбы и творческой биографии рассказывает сам певец и композитор в эксклюзивном интервью для нашей газеты.
 

О розовом детстве и беспечной юности
– Аркадий Дмитриевич, с какого возраста Вы начали петь?
– Примерно с пяти-шести лет, и первыми моими поклонниками были соседи по дому.
Однажды мы поехали отдыхать на Азовское море, и я, что называется, заболел им и решил, что обязательно стану капитаном корабля дальнего плавания.
Но родители отправили меня в музыкальную школу на отделение фортепиано. Учиться, честно скажу, не хотелось. Во-первых, я страшно не любил ноты. А во-вторых, не хватало времени на футбол и легкую атлетику, которым я посвящал все свободное время и, к слову, добился неплохих результатов. Я несколько лет играл в составе юношеской сборной города по футболу, а по легкой атлетике выполнил нормативы первого спортивного разряда. Успевал еще ходить на занятия в радиокружок, и так продолжалось вплоть до окончания школы.
Тем не менее, самое яркое событие детских лет связано с музыкой. Мы шли однажды с папой по набережной в Ялте, и где-то рядом звучала красивая музыка. Люди старшего поколения помнят годы, когда местные студии звукозаписи, работавшие при быткомбинатах, изготавливали гибкие грампластинки, так называемые «ребра», в том числе и на почтовых открытках. По тем временам это был невероятный «писк моды». И, зайдя в одну из ближайших студий, я записал две свои песни, которые написал, будучи учеником шестого класса. Ту памятную пластинку храню до сих пор, как семейную реликвию.

В сельхозакадемию… за музыкой
– А что собирались делать после окончания школы?
– Решил поступить в местную сельхозакадемию, но не из любви к сельскому хозяйству, конечно. В те годы там работал прекрасный оркестр, которым руководил опытный педагог с консерваторским образованием – Александр Иванович Чигрин. Именно оркестр, как магнит, притягивал молодежь со всего города. От желающих учиться не было отбоя. В их числе оказался и я, ведь к тому времени музыка стала для меня, как это высокопарно не прозвучит, главным смыслом жизни.
– Интересно, каким был Хоралов в студенческие годы?
– Я просыпался часов в пять и первым делом включал радиоприемник, настроенный на румынскую волну, где круглосуточно крутили популярную, в основном западную, музыку. Я слушал ее с большим удовольствием и одновременно выполнял домашние задания.
– А что слушали из советской музыки?
– Песни композитора Арно Бабаджаняна, особенно в исполнении Жана Татляна. Позже полюбил слушать Муслима Магомаева. И плодотворно работающее в те годы трио Арно Бабаджанян, Роберт Рождественский и Муслим Магомаев подняли нашу отечественную музыку на высокий профессиональный уровень. Так что было с кого брать пример.
Прощай, любимый город. Здравствуй, Кострома!
– А как Вы попали на профессиональную сцену?
– К нам, в Мелитополь, на гастроли приехал популярный в те годы ВИА «Поют гитары» из Костромы, который возглавлял художественный руководитель Валерий Муратов. В один из вечеров музыканты пришли к нам в академию на танцы. Но не ради праздного любопытства: на репетиции сломался какой-то инструмент, а на следующий день должен был состояться их первый концерт, вот и пришли костромчане с просьбой выручить их…
В тот вечер я играл на клавишных инструментах и пел. И вдруг подходит ко мне Валерий Муратов и крепко жмет руку. Тогда он и пригласил меня в свой ансамбль, уже имевший статус профессионального коллектива. Это было в 1972 году. Я уже окончил академию и был женат, но супруга упорно не хотела покидать Мелитополь, поэтому пришлось уезжать одному, так как музыка стала главным смыслом моей жизни. А примерно через два года я вернулся в Украину – меня пригласили в «Червону руту», где уже пела юная София Ротару.
– Интересно, какой была ваша первая встреча?
– Это было, кажется, накануне нового 1975 года. После гастролей София Михайловна попала в больницу. Правда, ничего страшного не произошло: к обычной усталости прибавилась простуда, поэтому наше знакомство состоялось в стационаре одной из больниц Черновцов, где мы общались через окно в комнате для посетителей. Мы обменялись общими фразами. По выражению лица Сонечки я понял, что она обрадовалась появлению нового солиста, то есть меня. Ведь в те годы наши артисты в буквальном смысле работали на износ. К примеру, в «Самоцветах» мы давали по 120 концертов в месяц, и сегодня это кажется просто фантастикой! А для нас это была сладкая каторга!

Покорить Москву… транзитом через Ереван
– После «Червоной руты» Вы сменили не только город, но и музыкальный жанр, перебравшись в оркестр. Зачем Вам это было нужно?
– Хотелось попробовать себя в составе большого эстрадно-симфонического коллектива, но уже на профессиональном уровне. А тогда одним из лучших в бывшем СССР был Государственный эстрадно-симфонический джаз-оркестр Армении под управлением художественного руководителя и дирижера, народного артиста СССР Константина Орбеляна.
– Но почему-то долго Вы там не задержались…
– Покидать оркестр я не собирался. Но мой старый приятель по ВИА «Поют гитары» Виталий Кретюк, работавший в те годы с Аллой Пугачевой, сообщил однажды, что его пригласили музыкальным руководителем в «Самоцветы». В то время в коллективе происходила ротация состава, поэтому Виталий предложил и мне попробовать свои силы в известной группе. Потерять такой шанс было бы глупо, и я при первой возможности приехал на прослушивание в Москву. Песня «Давай попробуем вернуть», которую я написал на стихи замечательного поэта Андрея Дементьева, а затем исполнил, понравилась строгому жюри в лице работников «Москонцерта», и таким образом я стал солистом этого легендарного коллектива. В нем я проработал без малого четыре года.
– Вы – один из немногих, кто не писал песни о партии и комсомоле… Вас не преследовали за это?
– К счастью, нет. Ведь я, как творческая личность, состоялся в эпоху перестройки, когда в стране уже витал воздух свободы.

Все — в столицу, а он — в Тулу…
– После «Самоцветов» Вы уехали в Тулу, в то время, когда другие артисты стремились любым способом зацепиться в Москве. Почему?
– На определенном этапе творчества нужны перемены. И особенно, когда жизнь становится сплошным вокзалом. Поверьте, это так надоело, что захотелось бросить все и уехать, что называется, куда глаза глядят.
В Туле пообещали дать квартиру, которой у меня до сих пор не было. Во-вторых, звали в вокально-инструментальный ансамбль «Красные маки» – коллектив, уже имевший всесоюзное признание, но в тот период переживавший творческий кризис. И мне было интересно начать все, как говорится, с чистого листа.
Когда «Красные маки» возглавил наш земляк из Запорожья Валерий Чуменко, он в очередной раз пригласил меня, и я дал согласие.
Обновленный состав «Красных маков» выпустил ряд качественных дисков. Помимо славы, это принесло серьезные потери в наши ряды. Некоторые участники (в основном музыканты из инструментальной группы) покинули вскоре коллектив и уехали работать с Аллой Пугачевой. А я пришел к выводу, что пора заняться собственным проектом. И дружба с Андреем Дементьевым вдохновила меня на подготовку и выпуск трех сольных дисков-гигантов, чем занимался вплотную, начиная с 1985 по 1992 год.
– В 1994-м вышел Ваш очередной альбом, но уже на компакт-диске, а затем Вы пропали из поля зрения на многие годы. Что произошло с Вами в этот период?
– Свои первые альбомы я записал с музыкантами ВИА «Красные маки», но многие из них, как я уже говорил, уехали работать с Пугачевой. Я почувствовал, что вокруг меня образовался некий вакуум и оставаться в Туле было смерти подобно. Поэтому принял решение немедленно возвращаться в Москву.
Там произошли серьезные перемены. Именно в те годы в обиход вошли понятия «формат» и «неформат». Эфир практически был закрыт для вчерашних кумиров советской эстрады. Нам в лицо открыто говорили, что мы уже старомодные, никому не интересные и нам, дескать, пора на покой. В такой обстановке, поверьте, не хотелось работать, поэтому каждый индивидуально решал свою судьбу: некоторые коллеги стали искать счастье за границей, а другие – просто-напросто банально спивались. Я же продолжал работать. Правда, без особого энтузиазма. В 1999 году выпустил очередной «сольник» под названием «Я твой пленник». Затем наступил период творческого осмысления пройденного пути и накопления сил. В это время приходилось больше думать, так сказать, о хлебе насущном, принимая участие в коллективных концертах или же корпоративах. При этом не забывал писать новые песни. Сегодня, кстати, в моем рабочем столе скопилось более двухсот, готовых к выпуску.
– В последние годы Вы почти не появляетесь на экранах телевидения. Почему?
– Там существуют свои, не совсем понятные мне, правила игры, поэтому на телевидение лишний раз стараюсь не ходить. Мой сайт забит письмами поклонников, и этого достаточно, чтобы чувствовать себя востребованным. Я по-прежнему пою, хотя не так часто, как того хотелось бы. Запомнился, например, прекрасный юбилейный вечер в честь нашего земляка Александра Серова, который проходил в переполненном спортивно-концертном комплексе «Олимпийский», где я спел на бис четыре свои песни.

О популярности и жизни на два города
– Это правда, что Вы каждое лето приезжаете в родной Мелитополь?
– Да, как правило, летом. Там могилы моих родителей, проживает много друзей и родственников. В Мелитополе я отдыхаю душой, подпитываюсь энергетикой, а уже в Москве работаю, и такой образ жизни веду много лет.
Если честно, давно бы вернулся в свой родной Мелитополь, но не могу. Мы, артисты, там, где существует спрос на нашу продукцию, где есть возможность для творческого развития, поэтому вы понимаете, что значит для меня дом в Москве. И если моя музыка сделает счастливым хотя бы одного человека, я буду продолжать работать.
– А в Мелитополе Вас еще узнают?
– А вы как думаете? Раньше, правда, было чаще и намного приятнее, ведь тешило молодое самолюбие. Сейчас на подобные вещи я реагирую спокойнее. Когда при себе имеется пластинка или фотография – обязательно подпишу и подарю. А когда под рукой ничего нет, приходится ставить автографы где придется: на деньгах, клочке бумаги или просто на спине – бывают разные случаи.
Пик популярности, к сожалению, рано или поздно проходит. Я же «звездной болезнью» никогда не страдал, а сейчас тем более.

{odnaknopka}