Планета Франция

Понадеюсь, что Франция так и останется чем-то отдельным, особенным. Потому что прав был Хемингуэй в одном из своих писем: «Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж – это праздник, который всегда с тобой». Прав. Уже остался.

Пролог
В написанном ниже не будет особой связности, размеренной повествовательности и описания и без того хорошо всем известных достопримечательностей, из которых обычно складывается пазл-стереотип под названием «Франция».
Мы не поднимались на Эйфелеву башню, не ели лягушачьих лапок и улиток, не купались в Средиземном море. Мы ни к чему предварительно не готовились, не рисовали в блокнотах маршруты и не выясняли стоимость экскурсий. Мы полагались на ноги и случай. Мы приезжали в город, бросали вещи там, где их удавалось бросить, и шли гулять.
Поэтому написанное ниже – это не столько рассказ, сколько прогулка. Набор ярких открыток. Перечень того, что зацепилось за сито восприятия, то, что больше всего удивило, как-то преломилось, отразилось в глазах того самого смотрящего, ответственного за красоту. Да и не поместится все в газету.
И еще, впервые с того момента, как я первый раз выехал за территорию Украины, мне хочется называть пережитое не поездкой, а путешествием. Потому что главное отличие путешествия от других способов перемещения в пространстве заключается в том, что отправляется в путешествие один человек, а возвращается из него пусть и не совсем, но другой.

Лион
Франция началась с плаката в небольшом прилионском аэропорту, строго запрещающего вывоз сыра. Запрет, насколько мы смогли разобрать, был связан с зашкаливающей натуральностью данного продукта, делающей французский сыр практически живым организмом. Видимо, это как-то отложилось в памяти, видимо, мозг сделал себе пометку «значит, надо наесться», потому что французский сыр во всех его формах, видах, сортах и возрастах мы ели трижды в день – на завтрак, на обед и на ужин – все путешествие.
Сам Лион встретил акциями протеста и беспорядками – всадник на площади Белькур высвечен алыми отсветами от фаеров, толчком к которым стало обострение ситуации, нет, не в Украине – в Израиле. Право на забастовку или митинг для француза вообще священно, поэтому на беснующуюся толпу прохожие никак не реагируют, просто обходят стороной.
В самом Лионе мы суммарно провели день, успев лишь вскользь коснуться его мостовых, прогуляться вдоль набережной да увидеть город с его высшей точки – холма, на котором умудренным наблюдателем расположилась базилика Нотр-Дам-де-Фурвьер.
Анаграмма из больших бело-красных букв OnlyLyon, искусственное море в музее современного искусства, троллейбусы и трамваи, кажущиеся реквизитом к футуристическому блокбастеру, игровые площадки для собак…
Я же говорю – открытки.

Максимьё
Наша настоящая Франция, та, которая не экспортируется ни посредством книг, ни посредством фильмов, началась на тихих, сонных, в чем-то жутковатых, будто сошедших со страниц романов Кинга улицах городка Максимье, расположенного в часе езды от Лиона. В Максимье живут наши друзья, у которых мы провели четыре дня.
Ставни. Это первое что поразило и запомнилось. На всех окнах, балконах, террасах. Они открываются днем и плотно закрываются ночью. С непривычки это немного пугает. Но сон француза не менее священен, чем его право на стачку.
Еда. Еще одна священная реликвия французского мироощущения. Может быть, самая главная. Конечно, я, как все остальные зрители фильмов с Луи де Фюнесом, знал об особом статусе кухни в жизни французов, но… Все по расписанию. Конкретное время и определенная последовательность блюд. Утвержденный порядок потребления аперитивов и прочих напитков. Строгие критерии выбора вин. И, конечно, кулинарные странности – варенье из зеленых помидоров и лопухов, редиска с соленым маслом, сосиски из манки.
Кстати, о вине. Врезался в память еще не старый, но очень печальный владелец маленького винного заводика, производящего в год 45 тысяч бутылок игристого вина Cerdone, чьи дети не хотят продолжать отцовское дело. К сожалению, я так и не вспомнил, как будет по-французски «усыновить».
У Максимье есть еще одна, зато присутствующая наверное в каждом путеводителе по Франции достопримечательность – средневековое поселение Перуж, ежегодно собирающее сотни тысяч туристов. Забытый некогда городок, полностью выложенный из камня, получил второе дыхание после того, как снялся в «Трех мушкетерах» – ортодоксальной, французской, не советской экранизации. Также Перуж – носитель гордого титула «Самая красивая французская деревня» за какой-то там год. Но запомнился этот осколок феодальной Франции не столько своей аутентичностью, вызывающей благоговение у потомственных каменщиков и любителей истории, а фирменными, очень вкусными лепешками, которые печет лично мэр.
Так всегда – едешь любоваться пейзажами, а запоминаются лепешки. В этом и прелесть путешествия. Никогда не знаешь, что заберешь с собой.

Между Лионом и Марселем
Евролайновский автобус «Лион–Марсель» оказался транзитным, следующим в главный французский порт из Амстердама. После 7 часов в его напрочь интернациональных внутренностях, нам не очень хотелось в Марсель.
Седой курчавый старик плюет на пол и, когда не спит, тычет в окно два пальца, словно пытаясь выиграть в камень-ножницы-бумагу у непослушной экзистенции.
Спевшимся в нервных автобусных путешествиях бэндом храпит трио марокканцев.
В какой-нибудь идиллический пейзаж едет целый отряд французских скаутов, едет и поет.
Плата за Средиземноморское побережье.

Марсель
Город, словно извиняясь и стараясь сгладить тяжелый переезд, встретил предложением выкурить косяк, озвученным прямо на вокзале парнем лет 20. Вместе с вежливым отказом ушло и раздражение.
О Марселе, кроме того, что это самый большой французский порт, мы не знали вообще ничего. Даже тот факт, что именно у его исщербленного золотопесчаными пляжами побережья находится легендарный замок Иф – тот самый, в чьи казематы расквартировал никогда не существовавшего графа Александр Дюма, был для нас открытием. И тем лучше. Когда знаешь, чего ждать, половина впечатлений, считай, сразу не твоя, а чья-то. А так – чистый лист, бери, заполняй увиденным, доверяясь гению места.
Перебирать все эти уже заполненные листы – занятие для января, когда воспоминания о тепле и солнце кажутся ложными, но, тем не менее, согревают. Поэтому расскажу лишь об одном, самом ярком – о Veux port, Старом порте, символе и гордости Марселя.
Мы наткнулись на него как-то вдруг. Вышли из метро, спустились по узкой увлеченной капитальным ремонтом улочке и…
Лионский залив был полностью скрыт за стенами сразу двух расположившихся на разных берегах фортов, поэтому в первый момент показалось, что перед нами не бухта, а озеро, в которое каким-то чудом угодила сотня-другая лодок. Бухту подковой огибала улочка, а может две – одна справа, другая – слева. Дома – вперемешку и старые, и новые особняки – подходили к воде смело, впритирку, оставляя всего пару десятков метров узкой, но тем не менее вмещающей столики кафе и лотки торговцев сувенирами набережной. От мостовой к центру овального водяного зеркала уходили дощатые мостки, к которым, словно виноградины к грозди, крепились десятки разномастных суден и суденышек. Аккуратные ряды мачт, синхронно раскачиваясь на волнах, бередили синее, с редкой проседью облаков, небо. Бок о бок с дорогущими, выбеленными до прозрачности яхтами, переминались обтерхавшиеся о волны рыбацкие и прогулочные лодченки. Солнце, отражаясь в воде, выводило на их бортах подрагивающую блестящую паутину.

Между Марселем и Парижем
Конечной в наших железнодорожных билетах значился Париж, но мы просто вышли из поезда «Марсель–Париж» на вокзале города Авиньон. В таких поступках отчетливо чувствуется та самая свобода, определение которой мы все так затрудняемся дать.
Спонтанной и незапланированной остановке в Авиньоне мы были обязаны ключам от квартиры в центре Парижа. Знакомые знакомых – по сути люди для нас абсолютно случайные – предложили остановиться в их квартире. Этот жест, как по мне, говорит о Франции и французах нечто гораздо более важное, чем вся громада Эйфелевой башни.
Несмотря на то что в Авиньон мы явились без спроса, город будто ждал и встретил радушно – самым большим в Европе театральным фестивалем. Событием, ежегодно влекущим артистов и зрителей со всего мира.
Несмотря на палящий зной, на улицах не протолкнуться. Людей столько, будто в московский супермаркет завезли хамон. Стены домов, заборы, витрины магазинов – все в два-три слоя укрыто театральными афишами. На каждом перекрестке, в каждом закоулке, просто посреди дороги – какое-нибудь шоу, представление, перформенс. Даже ступени Папского дворца – громадного собора в центре города и по совместительству главной авиньонской достопримечательности, в эти дни превращены в зрительный зал. СуперМарио, бородатые принцессы, жонглеры, акробаты на ходулях, Ромео, Джульетта, медведи, трехметровый Бред Пит… Все стараются увлечь удивительным номером, выпендриться, всучить афишу, продать билет, перетянуть внимание, наконец, получить от щедрых туристов в открытый саквояж горсть заветной, вполне платежеспособной мелочи. Во всем этом празднике жизни чувствуешь себя легко, празднично и отнюдь не чуждо.
В общем Авиньон получился коротким и незабываемым. Как сон директора цирка.

Париж
Мне давно пришла в голову мысль о том, что говоря о посещенных местах, имеет смысл говорить не о странах, а о городах. Можно ли после посещения, например, Запорожья говорить о том, что ты был в Украине? Вряд ли. Потому что страна – это совокупность переживаний от городов, совокупность впечатлений.
Париж в этой мысли утвердил. Несмотря на прямо-таки болезненное желание во всем быть аутентичными, французы мало чем отличаются от жителей других европейских столиц. Берлин – это не Германия, говорят немцы. Париж – не Франция, с презрением произносят жители французской глубинки и с гордостью парижане.
Полученные в Авиньоне ключи на целых пять дней сделали нас хозяевами квартирки-студии на rue de Clary, у метро Strasbourg-Saint-Denis. Присутствие этих ключей в кармане трижды компенсировало легкий дискомфорт от незнания французского и делало нас чем-то большим, чем просто туристы.
Мы практически не пользовались метро, благодаря кедам и вину добираясь до всех основных и не основных достопримечательностей. А в те редкие случаи, когда таки спускались в подземку… В вагонах парижского метро с тобою говорит Бог. Многоголосием, всеми языками сразу, которые, обрамленные шумом поезда, сливаются и создают новый язык – язык, на котором говорит Париж. Вавилонское столпотворение, в котором все всех понимают.
Мы проведали Джима Моррисона на Пер Лашез. Мы видели Париж с холма Монмартр. Мы мокли под непрерывными парижскими дождями. Мы каждое утро отстаивали очереди в булочной за свежими круасанами. Мы гуляли в Булонском лесу. Таких «мы» в пять дней вместилось столько, что хватит на пять жизней. Потому что Париж неисчерпаем. Не зря говорят, что Париж способен удивить даже коренного парижанина. Что уж говорить о нас…
Часто говорится о том (особенно это любят политики), что у той или иной страны Украине надо бы перенять систему устройства государства, или, например, Конституцию, а лучше – модель социального устройства, реформы… Но почему-то никогда не говорится о вещах более важных – о мировоззрении и мироощущении тех, кто эти государства населяет, тех, из кого состоят столь симпатичные нам социумы. А стоило бы. «Вы живете, чтобы работать. Мы работаем, чтобы жить», – говорят французы.
И пусть Франция уже не та, что раньше, пусть везде кока-кола и глобализация, пусть нация эта эгоцентрична и себялюбива, но в искусстве жить – главном из искусств – французам равных нет. И вот этому у них действительно стоит поучиться.

P.S.
Напоследок несколько слов об Украине. Естественно, во время всего путешествия, так или иначе, но эта тема поднималась в разговорах с французами.
Если в общем, то не то что бы французам было наплевать на Украину, нет. Но особого дела до нас там нет. В происходящем в нашей стране большинство видит козни не России, а США. Именно Америка занимает в умах французов почетную роль главного мирового упыря. Причем Штаты виновны не столько в силу каких-то фактов, а сколько по совокупности заслуг – это они вторглись в Ирак, это они приложили руку к войне в Сирии, а значит, и украинский кризис заварили повара из Белого дома. Показательны в этом плане французские киоски с прессой, ежеутренне украшаемые свежими передовицами ведущих французских СМИ – о кризисе в Украине сообщает одно из пяти изданий. Хотя чего мы хотим от Евросоюза, если у большинства из нас по-прежнему срабатывает рефлекс из детства, когда для того чтобы избежать опасности, достаточно было закрыть глаза?