Ирина Довгань в безопасности

Все это время ее пытали, били, а в конце выставили с национальным флагом у столба в центре города, где над ней издевались «мирные жители» Донбасса. Освободить патриотку удалось лишь благодаря оглушительному резонансу: после публи й фото с издевательствами над Ириной в мировой печати террористы решили проявить акт милосердия, выпустив женщину из плена.

Компьютер как улика
Ирину Довгань взяли прямо во дворе собственного дома в Ясиноватой. Ранее боевики задержали ее знакомого, в вещах которого нашли планшет женщины. В компьютере хранились фотографии, на которых Ирина запечатлела процесс передачи гуманитарной помощи украинским военным (женщина принимала активное участие в организации продуктовых и вещевых передач нашим бойцам). Террористы без проблем выбили из задержанного адрес Ирины, после чего направились к ней домой.
– Их было три машины. Когда на меня еще не надели балаклаву (так, чтобы я ничего не видела), я отметила, что одна машина стоит с тыла, у меня в огороде, еще одна через несколько домов впереди, и еще машина, в которую меня посадили. Окружили двор со всех сторон. Меня увезли, а в доме продолжался обыск. Флаг Украины, другой компромат, материальные ценности, документы – все это следом приехало, а какие-то вещи – и вовсе на следующий день.
Ирину Довгань привезли в какое-то здание, где размещалась тюрьма и следственное управление боевиков. Там ее допрашивали двое следователей. По словам женщины, они вели себя достаточно корректно. После допроса Ирину отвели на третий этаж и пристегнули к радиатору отопления. Там она провела первую ночь. Как оказалось, это были лучшие часы в плену.

Знакомство с востоком
Утром в комнату к Ирине ворвались кавказцы. 52-летнюю женщину волоком потащили на первый этаж, где началось самое страшное.
– В этом помещении их было человек двадцать. Все кавказской наружности, очень агрессивные. Их очень разозлили мои фото на фоне вещей, продуктов, которые мы передавали нашим военным. А вскоре на одном из файлов в планшете нашли скриншот с фотографией одного из боевиков. И этот же человек, Заур, находился здесь! Он жутко разозлился. Я валялась на полу, а остальные вели себя как нелюди, – вспоминает Ирина.
По ее словам, когда она через несколько дней спросила у следователей ДНР, как они могли отдать славянку на поругание мусульманам, ей жестко ответили: «А кто Вам сказал, что это мусульмане? Это осетины, они исповедуют христианскую веру…»
– Это был ужас, – с дрожью говорит Ирина Довгань. – Заур достал пистолет и сказал: «Сейчас ты мне, сука, расскажешь, кому ты меня сдавала!». А я это фото просто сохранила, чтобы показать людям, что у нас воюют кавказцы, я его в интернете нашла! Откуда я знала, кто это конкретно? Заур выщелкнул из револьвера все патроны и стал, знаете, так стрелять вхолостую над моим ухом, потом над другим. Щелчки очень громкие… Я практически перестала слышать. Они орут, а я не слышу. Кричу: я не слышу ничего! Потом этот Заур сказал: «Ты – тварь, фашистка, ты просто дрочишь по вечерам на мою фотографию». И тут они переключились на сексуальную тему. «Сколько ты хочешь нас? Десять, двадцать? Может, сорок? Как ты любишь, говори!». Вы представляете, что это за прессинг?
Они вошли все в какой-то транс, орали: «Зиг хайль!», скажи: «Зиг хайль!», говори, ты же фашистка, говори! И каждый орал мне это в уши.
Все эти издевательства в комплексе меня привели в такой ужас, что я просто потеряла человеческий облик. И каждый что-то придумывал… Я кричала: «Не мучайте меня, убейте сразу, пристрелите. Не издевайтесь, сразу лучше убейте»…
А потом кто-то сказал: давайте мы ее поставим на передовую, привяжем к дереву, чтобы ее снарядами свои же расстреляли. А ему говорят: это слишком просто…

У столба
Ирину бросили в машину и повезли на площадь. Там ее обмотали украинским флагом, поставили у столба и повесили табличку, на которой написали, что женщина повинна в смерти жителей Донбасса.
– Я попыталась опереться удобнее, они меня ударили прикладом. Остались кровоподтеки. Били и по ушам, и по ногам, и по груди. Потом подъехала машина с надписью «Аллах Акбар». Вышел человек, присел передо мной. И сказал: отойдите все, я ей сейчас прострелю коленную чашечку. Долго целился, потом выстрелил. Мимо выстрелил…
Я думала: Боже, ну я же должна потерять сознание, почему я не теряю сознание, мне же так страшно…
Бабай этот их подходил. Ходил вокруг, заглядывал в глаза. Может, ужас нагонял, что-то говорил, но я особо не воспринимала уже ничего.
– Сколько Вы на площади находились?
– Несколько часов. Подходили и мужчины, и женщины. Мужики угрожали, некоторые говорили, мол, тебе бы свинец в глотку залить… Но дальше угроз не шло. А женщины – те били, плевали. Особенно запомнилась жуткая старуха с палкой, которая била меня ею по голове и по спине. Блондинку запомнила, которая меня по голове била кулаком. Та женщина, которая на фото оказалась запечатлена, – тоже одна из самых агрессивных, которых я запомнила. А остальные материли, плевали, обзывали, замахивались. Кто-то бил, кто-то просто замахивался, кто-то ударит ногой и пойдет дальше.
Знаете, я настолько в ужасе была от осетинов, что дончанки меня даже особо не пугали. Я знаю этот менталитет. Ну, много у нас таких. Я – косметолог, у меня много клиенток было. Со многими поссорилась. В Донбассе хватает таких. Так что я ожидала этого всего.
А боевики за этим с удовольствием наблюдали. Для них это было просто шоу, потому что им скучно. И когда эти донецкие женщины меня били, плевали в меня, для них это было также великолепное развлечение – украинки издеваются над украинкой…
Представляете: выскочила озверевшая женщина, открыла багажник, выхватила оттуда помидоры, начала в меня ими бросать. Ей этого показалось мало, она схватила два помидора, подбежала ко мне – и в глаза мне эти два помидора. Понимаете? Она давила изо всей силы, она матюкалась в этот момент. Им это было такое веселье…
Подъезжали на нормальных машинах люди, фотографировались на моем фоне. Выходят двое парней, оба дорого одеты – в «Адидас», в белых носочках, с «Айфонами». Вначале один сфотографировался, потом второй… После сели в красивую машину, уехали. Девушки молодые, чуть старше моей дочери, идут мимо, фотографируются. Знаете, такое типичное донецкое шоу…

Вечер
После нескольких часов к площади подъехала темная машина, из которой вышли несколько боевиков. Они попытались забрать Ирину с собой, однако осетины отказались ее отдать. Женщину опять отвезли в тюрьму.
– Какая-то дежурка, куда меня привели – там были все новые лица. Какой-то человек с абсолютно жутким оскалом, украинец, он мне снился на днях… Снова орали над ухом «Зиг хайль!». Какой-то Фил постоянно целился в меня через решетку, доставал газовый баллончик, требовал подойти и направлял мне его в лицо. Требовал открыть в глаза, но когда он нажал на баллончик, кто-то у него выхватил его…
– Вас били?
– Приехал какой-то осетин очень интеллигентного вида. Открыли решетку, он подозвал меня к себе. И с разгона ударил очень сильно ногой в грудь. Он был в мягком кроссовке, поэтому синяка почти уже не осталось, так, желтизна… Я отлетела в конец камеры, ударилась о стену. Минут десять дышать не могла, в грудной клетке очень болело, и вдохнуть я не могла. А потом он подзывал меня еще несколько раз. И фотографировался на моем фоне. Это, кстати, единственный осетин, кто делал фото. Остальные старались «не светиться».
Время от времени они отвлекались на других людей. Кого-то проверяли и отпускали, а вот одного мужчину не забуду. Как я поняла из разговоров, его задержали по звонку. Какая-то женщина позвонила на «горячую линию», назвала его фамилию и адрес и сказала, что он залез в трусики к ее пятилетней дочери.
Его привезли. Они орали «пидорас» и били его так, что не передать… Он орал жутко, хрипел, каким-то гортанным криком кричал, а его била вся эта «дежурка», все эти бешеные мальчики. Я спрятала лицо, чтобы не видеть. А потом его начали раздевать, и потащили куда-то. Я понимала, что за этим должно что-то последовать, но что дальше происходило, я не знаю. Я молилась, чтобы ничего худшего с ним не произошло. А он все время повторял: «Я ничего не делал, я ни в чем не виноват». Судя по голосу, это был не молодой мужчина. Он выл, а его куда-то волокли…
Наконец, пришли опять эти двое «добрых следователей» «Востока». И резко, без разговоров каких-то особых, меня снова отвели на третий этаж. Мне разрешили умыться, и снова спала под своей любимой батареей…

В неведении
Ирина провела в заключении еще несколько дней. Все это время она готовилась к худшему.
– В туалет выводили под конвоем, кормили два раза в день, какую-то кашу приносили, но я ничего не ела. О какой еде вообще может идти речь? Я ничего не хотела, воду только пила.
Видела людей в других камерах по коридору. Запомнила свою тезку, Ирину. Она успела сказать, что ее «сдала» конкурентка по рынку за проукраинскую позицию. Это мы в туалете успели двумя словами перекинуться, пока охранник отвлекся.
Меня несколько раз еще допрашивали. Спрашивали о документах на недвижимость. А у меня дом и квартира. Я спросила: «Зачем?» Мне сказали, что там будут жить другие люди, которые пострадали от бомбежек. И я поняла, что надо готовиться к чему угодно, что меня просто не берут уже в расчет…
Я мысленно общалась с дочерью, пыталась какие-то наставления ей передать, думала, может, услышит. Просила прощения у мужа за то, какие волнения ему я доставляю, как он будет растить один дочь…
От меня требовали адреса активистов. Мне пришлось назвать адреса людей, которые выехали из города. Я прошу у этих людей прощения. Я же не герой… Если я не была уверена в том, что люди успели покинуть населенный пункт, я их не называла.
– Те фото с площади, где над Вами издевались, сыграли какую-то роль в Вашем спасении?
– Да, это была огромная удача, как оказалось. Я помню двух фотографов и профессиональную технику. Еще обратила внимание на абсолютно бесстрастные лица фотокорров.
В один из дней за мной снова пришел следователь. Я начала плакать, умолять, говорить, что мне нечего больше им сказать. А он сказал: не бойся, все будет нормально. Мы спустились с ним, прошли через этот жуткий первый этаж, вышли во двор, пересекли какое-то асфальтированное пространство и вошли в другое здание.
Там за столом проходило какое-то совещание, во главе стола сидел их главный, Ходаковский. Помимо него было человек 15 в военной форме. Были журналисты.
Увидев меня, Ходаковский сказал: «Я не знал, что эта женщина находится у нас. Я глубоко возмущен тем, как ее здесь содержали и как с ней обращались. Я еще раз подчеркиваю, что мы не считаем преступниками и не арестовываем людей, которые помогают продуктами и одеждой даже противоборствующей стороне».
Вообще, я все это прокручивала неоднократно. Это какой-то большой театр, г более жестокие люди в этой войне. Пусть меня украинцы простят за то, что я обнялась с нашим врагом… Они тоже люди, и их судьбы искалечены куда больше нашего. У нас есть Родина, любовь и вера в будущее. А у них – какая-то идея, которая в любой момент может рассыпаться на мелкие кусочки. И их дети будут иметь отцов с полностью разрушенной психикой.