Ад уже здесь: 18-19 февраля. Киев. Глазами очевидца
Нет у меня нужных слов, чтобы говорить о том, о чем сейчас нельзя не говорить. О Киеве, о кровавом вторнике, о сорвавшемся с катушек президенте и правительстве, о десятках убитых, сотнях пропавших, тысячах покалеченных, о той несовместимой с реальностью пропагандисткой кампании, которую развернуло то, что в цивилизованных странах называют властью, обо всем этом винегрете из человеческих костей и нечеловеческих амбиций… Поэтому я даже в каком-то смысле рад, что в этот раз говорить буду не я.
Так получилось, что мой очень близкий друг-киевлянин, назовем его Миша, утром 18 февраля просто ехал на работу (сейчас и за меньшее прохожие пропадают, так что реальное имя, и тем более фамилию, я оставлю при себе). Домой друг вернулся утром 19 февраля. Другим человеком. Потому что заголовок этого текста и близко не отражает суть того, что он пережил.
В общем, я просто передам наш разговор. Обрабатывать слова некогда, поэтому как говорили, там и напишу. Прямой речью.
– С этих слов обычно начинаются самые интересные истории.
– Не в этот раз. В общем, я ехал на работу, и даже свитер не одел – в легкой куртке, работа рядом с метро «Кловская». Из метро вышел – пришла целая пачка сообщений от жены, о том, что в центре неспокойно, вообще черт знает что. В общем, я написал смс, что заболел и пошел вверх по Кловскому спуску.
Первым, кого я встретил, был Андрей Парубий – комендант Майдана. Он просто тусил с каким-то чуваком во дворике. Мне стало интересно, что этот человек делает рядом с Министерством внутренних дел. Не знаю зачем, но я полчаса простоял, наблюдая за ними – бред, конечно, но вдруг встреча с ментами. В общем, какая-то бредовая мальчишеская идея. В какой-то момент она мне надоела, и я пошел дальше. Но зато за эти полчаса хорошо изучил этот неприметный дворик. Потом мне это очень сильно пригодилось. Может даже спасло жизнь. Да, все это время мимо меня, в сторону Институтской, шли какие-то дедушки, бабушки, студенты… Если честно, я ожидал встретить…
– Ну, все эти сотни самообороны. Я думал, вторник, 12 дня, кто еще на улицы выйдет? Видел же, как они под суд выходили.
– Ага.
– Я думал, что и в этот раз будут такие «угрупування». В общем, я тоже пошел. В Мариинском был митинг. Очень много людей. В передних рядах уже были стычки с гопотой. Ляшко вещал о том, что Янукович – политический пигмей. На перекрестке стоял Луценко в окружении человек 10. Я подошел, послушал… Ему задали вопрос – готов ли он повести за собой людей, как в 2004 году. Он ответил, что настоящего лидера нет, а сам он помогает там, где это нужно. На этом месте я махнул рукой и ушел…
– Помогать там, где это нужно…
– Ага. Из улыбнувшего – люди, разбирающие брусчатку у плаката «Эмиграция в Канаду». Вдруг навстречу понеслась огромная толпа людей. Их было очень много – как будто они прорвали какую-то блокаду. Оказалось, нет – там, откуда бежали люди, подожгли машины. 
Сквозь толпу я дошел до машин. Тут впервые увидел, что из домов по людям стреляют снайперы. Протестующие начали активно забрасывать окна и подъезды домов коктейлями Молотова.
Ну, а дальше была первая вылазка «Беркута» – совершенно безумная лавина. Стреляли в спины, забрасывали гранатами, травили газом. Как только газ чуть рассеивался, наступали. Опять стреляли, опять гранаты, газ. Очень много людей просто не понимали, что происходит, – видно, что люди просто пришли поглазеть, постоять на митинге. Осколками секло ноги, много рваных ран. Давка жуткая – потому что стоящие впереди не понимают и не видят, что творится сзади. Когда под давлением «Беркута» толпа все-таки сдвинулась, я оказался зажат с двумя женщинами-врачами за какой-то стеклянной будкой. Женщины были боевые, хоть и жутко перепуганные. Потом протестующие камнями чуть оттеснили наступающих.
– Выдохни, Миш…
– Да это вообще жуть. Упавших добивали ногами, дубинами. Всех. В том числе и женщин. Это так нереально, глаза фиксируют, но мозг не обрабатывает – трое бойцов в шлемах бьют ногами и дубинами лежащую женщину. Оглянувшись, видел, как «Беркут» палит из ружей в спины. Мужчины выкатили из двора грузовик – и погнали его в сторону «Беркута». Что было дальше, я не видел – толпа увлекла.
Еще эти козырьки… Там все окна нулевых этажей укрыты такими жестяными козырьками. Когда людей по улице гнали, многие о них просто рвали ноги, цеплялись, падали. Я сам сильно повредил ногу – правда, понял это только ночью. Видимо, адреналин держал.
Тут же я заметил, что две женщины застряли между двумя конструкциями, вернулся – и тут понял, что не убежим – «Беркут» совсем близко. Тогда закрыл их собой и стал орать, что здесь женщины. Многие бойцы пробегали мимо, но были и такие, которые находили секунду, чтобы приложить дубиной.
Когда менты пронеслись, оказалось, что мы в тылу. Отходили какими-то улочками. Везде лужи крови. Люди лежат…
– Миш, Миш, спокойней давай, а то я сам уже вспотел…
– Ок, Максик, ок… Мы как-то снова вышли к Кловскому спуску. Здесь толпы уже не было. Наоборот, движение какое-то неорганизованное. Группками, кого-то несут, многие ищут своих друзей и близких. У каждого третьего травмы лица – видимо, специально целятся, чтоб максимально ранить.
Снова атака. Опять побежали. Тут я заметил дворик, в котором наблюдал за Парубием – я помнил, что он – сквозной, пытался заворачивать людей туда. Кто-то помогал. Многих вывели через какие-то гаражи.
Дальше разбитыми колоннами пошли на Майдан. Наверное, было часа три дня. Дальше одно из самых жутких переживаний: на Майдане никто еще ничего не знал. Там шел мирный митинг. Какие-то активные действия ведь только с улицей Грушевского связывали. Много детей, семейных пар.
Это такое нереальное переживание, когда на соседней улице людей убивают, а тут – тихо, спокойно, музыка. Но потом, видимо, кто-то таки добрался до сцены, потому что объявили, что мужчины должны стянуться к баррикадам, а женщины – отступить к сцене.
От плитки на Майдане быстро ничего не осталось. Но баррикады на Институтской захватили очень быстро. Люди пытались подниматься вверх по склону к Мариинском палацу, но их забросали газом и гранатами.
Дальше войска выстроились за баррикадой и наступление не продолжали. За их спиной разбирали конструкции. И с Европейской тоже никто не наступал. Получилась короткая передышка. Я – не волонтер, нигде не записывался, но пытался помогать. Сразу понял, что медики были плохо организованы. Все, безусловно, молодцы. Но координации никакой. Рук не хватало. Врачей приходилось приводить, при этом долго разыскивая в толпе.
А потом пошла жара. Со стороны Институтской приехал водомет. С Европейской – бронетранспортер. Мы носили шины, дрова, вообще все, что может гореть, – огонь и дым, единственное, чем можно было хоть как-то остановить «Беркут». И тут… Я этого никогда не забуду… Я стоял буквально в 10 метрах… БТР пошел в атаку и с разгону влетел в баррикады – видео есть на Youtube. Удар был такой сильный, что люди, стоявшие рядом, разлетелись в сторону, как кегли. Как в третьей части «Властелина колец», когда город штурмовали. У кого-то в руках взорвался коктейль Молотова. Кого-то облило горящей жидкостью. Все в копоти и крови. Гром щитов.
Тут, правда, сработали очень организованно, потому что БТР как-то сразу очень организованно утопили в огне.
Получилось как бы два фронта – на Институтской и на Европейской площади. Я в боях не участвовал. Хотя разочарование от самообороны – от всех этих черепашек-ниндзей, очень сильное – реальные бои против «Беркута» – это полная безнадега. И тем не менее, люди шли и дрались.
Дальше старался помогать врачам, носил раненых – на себе и на одеялах, выводил женщин. Пару раз стоял в цепочках передачи камней. В такой кутерьме провозился до полуночи.
– Миш, что больше всего запомнилось?
– Стоящему рядом парню резиновая пуля попала прямо в нос. Он потерялся, кровь фонтаном. Я на себе отнес его к врачам.
Пенсионер в советском мотоциклетном шлеме орет в старенький мобильник «Тома, я живой». Совсем дедушка. С палочкой.
Трубач, играющий гимн. В любой другой момент это выглядело бы театрально, но тогда казалось очень в тему. Музыка действительно поднимает настроение.
P.S. Домой Миша ехал на троллейбусе, украшенном флагом Украины. Несмотря на то что троллейбус был полон раненых, его никто не останавливал, не досматривал. Сам Миша в Бога не верит, но мне кажется, что какой-то Бог его все-таки берег. Потому что у Миши – трое детей.
А 19 февраля Миша снова поехал на Майдан. Как раз потому и поехал, что у него трое детей. Хотя признается, что плакат об эмиграции в Канаду врезался в память очень хорошо.