Доброволец: «Если мы справляемся без государства и правительства, зачем они нужны?»
Пройдя все этапы отбора, попал в Пески, как раз в период ожесточенных боев за аэропорт. Позывной Коли – Бублик. Так его всегда называют друзья. «Теперь буду воевать до победного конца. Выбор сделан», – говорит Бублик, еще недавно устанавливавший сцены и звук для концертов. «Правде» доброволец рассказал о войне и противнике, страхе и выдержке, о главной проблеме армии – устаревших методах управления.
военнослужащих
– Насколько отличалось ожидаемое от действительного?
– Мне еще в учебке все объяснили. Никто там, на передовой, не носится с «калашом». 90% времени бойца, если у него адекватный командир, – это работа лопатой и кувалдой, постоянное укрепление и развертывание позиций. А если доходит до боя, то он длится не более 20 минут. Главная задача – сохранить свою жизнь, а не умереть. Мертвый солдат никому не нужен. В войне важно искусство маневра, быстрое перемещение, координация действий. Чем меньше приходится стрелять, тем лучше. Нужно занять правильную позицию. Всему этому необходимо обучаться. А вот приготовиться к артобстрелу нельзя. Обделаться можно запросто. Бывали случаи, хотя и не при мне. Но я видел, как люди в панике начинали куда-то бежать. Такие и гибнут чаще всего, а если выживают, быстро уезжают домой. Когда человек паникует, он не способен адекватно воспринимать действительность, выполнять инструкции. Кроме того, многих выматывает ожидание: «А вот если снаряд прилетит сейчас прямо сюда». В результате человек срывается. У меня такой характер, что я не парюсь по поводу того, на что не могу повлиять. Может, поэтому удавалось успокаивать и тех, кто рядом. Хороший военный – не отчаянный смельчак, а тот, который делает все, как надо. В этом плане хорошо служат девушки. Они лишены каких-то нездоровых амбиций, действуют четко и прагматично.
военнослужащих
– Ты находился в Песках в середине января, как раз, когда там был ад. В чем заключалась твоя задача?
– После учебки меня распределили в штурмовую роту. По идее, мы должны работать на зачистках, выполнять какие-то оперативные задачи. Но так как оружия у нас мало, мы занимались тем, что удерживали Пески. Бои в аэропорту продолжаются. Там есть конструкции и позиции помимо разрушенных терминалов. И взлетную полосу, несмотря на сильные повреждения, можно очень быстро восстановить – бетона там не пожалели. Когда шла оборона терминала и нужно было доставить подкрепление, «Правый сектор» устраивал противнику кошмар, отвлекая силы. В свою очередь, нас постоянно держат в тонусе диверсанты и разведчики. Обстреливают снайперы. Артобстрелы практически не прекращаются. Каждый день какие-то разрушения, которые нужно восстанавливать.
военнослужащих
– Привыкаешь к страху?
– Нужно иметь выдержку. Например, многие видят в тепловизор диверсанта или разведчика, сразу начинают туда палить. Конечно, не попадают. А нужно подождать, подпустить ближе, посмотреть, что будут делать, сообщить, а чаще вообще просто наблюдать. Из-за страха возникают перестрелки, часто бьют по своим. Но это везде. Даже у американцев в Ираке около трети потерь техники – в результате ударов своих же частей. Бывает и другое. Командиру точно известно расположение вражеской батареи, он знает, что она в любую минуту готова нанести удар, но у него нет приказа стрелять. Тогда встает выбор – сохранить состав и нарушить приказ, или выполнить его и подвергнуться атаке. Многие не выдерживают, открывают огонь. Из-за этого невозможно соблюдать перемирие. А вот особенный страх наводят ежики.
военнослужащих
– Ежики?
– Ты когда-нибудь слышал, как они ходят? Топают, как люди. Вот так сидишь иногда, полагаясь только на свой слух, а тут рядом начинает кто-то шагать. Это очень раздражает. Между прочим, постоянно растущее напряжение имеет и другой эффект. Человек может сорваться и уйти в сторону вражеского блокпоста и на внезапности там всех пострелять. Ну, там уже происходят необратимые изменения в психике. Впечатляют и зрелища боев в аэропорту. Сослуживец рассказывал о сепаратисте, которому снарядом оторвало ногу. Он, видимо находясь под чем-то, взял ее в руки и пытался еще куда-то ползти. Это наводит ужас.
военнослужащих
– Вы понимаете, кто против вас воюет?
– Разные люди. Есть и нормальные. Например, такие, которые хотят того же, чего и мы – правового государства без олигархов с честными судами, возможностью развиваться. Но они все это видят только в составе России. На этом и строится манипуляция. Есть и неадекваты, много пьяных или под чем-то. Есть такие, которые приехали искать романтику, идейные. Некоторые реально думают, что они где-то под Ростовом. Многие умирают за деньги. Там ведь нет работы, постоять на блокпосте за какую-то сумму – отличный выход. А потом их начинают отправлять поближе к передовой. Люди без мотивации бегут, гибнут или попадают в плен.
военнослужащих
– А кто ими командует?
– Я не знаю. Но точно не всякие Гиви и Моторолы. Это обычные циркачи для телевизионной картинки. В шоу-бизнесе это называется продакшн – процесс создания какого-то продукта. Вот они и являются его частью. После возвращения с боевого задания, где приходится лазить по уши в грязи, нельзя выглядеть так, как выглядит Моторола, раздающий интервью.
военнослужащих
– А в Украине есть такой продакшн?
– Полностью отсутствует. У нас тут куча разных точек зрения на происходящее. Там все подчинено одной линии. И факты, которые не вписываются, просто не воспринимаются. Но я понял, что и правды, как таковой, не существует. Все имеет место быть и все зависит от того, с какой стороны посмотреть. На самом деле, человеком очень легко управлять. Как говорил товарищ Геббельс, ложь, повторенная десять раз, становится правдой. Но у нас такой машины, конечно, нет.
военнослужащих
– Как строятся отношения с местными жителями, особенно если учесть, что их долгое время пугали «Правым сектором».
– Если честно, то любой местный житель – потенциальный враг. Их отгоняют от позиций, чтобы не смогли рассказать «сепарам» о нашей численности и вооружении. Но гражданские и военные общаются друг с другом. Со временем, если человек подтверждает доверие, с ним устанавливается более тесный контакт. Люди разные. Кто-то встречает, помогает. Кто-то кроет матом за спиной. В Песках все еще живут люди. Говорят, осталось около 100 человек. Я видел всего пять местных жителей – старики. Но вот недавно в тех же Песках задержали человека с прослушивающей аппаратурой.
военнослужащих
– За счет чего существует «Правый сектор»? Многие говорят, что это чуть ли не кремлевский проект, который в определенный момент развернут на Киев?
– Конечно, кремлевский! (смеется). И на Киев обязательно пойдем. А если серьезно, то денег нет. Все держится за счет каких-то пожертвований и волонтеров, высокой мотивации. Многие в организациях, из которых появился «Правый сектор», готовились к тому, что происходит сейчас, большую часть своей жизни. А опасения правительства имеют основания. Если кто-то еще не понял, государства у нас нет, и правительства тоже. Есть какие-то люди, распоряжающиеся ресурсами, которые собираем все мы. Конечно, сегодняшних правителей нужно менять. Наш государственный аппарат сильно раздут и неэффективен. Война показала – это очень хорошо. Но это длительные изменения. Рубить с плеча нельзя. Нужно учиться, готовить людей. Ведь возникает вопрос: если мы тут сами прекрасно справляемся без помощи правительства, зачем оно такое вообще нужно? Воюют люди. Кто-то на передовой, кто-то передает помощь через волонтеров. В этом смысле очень важна поддержка, те же детские рисунки. Там это все приобретает огромное значение.
военнослужащих
– Какие у вас отношения с силовиками, ведь, по сути, вы вне закона, что-то вроде ОПГ?
– По сути, мы хуже ОПГ, мы – незаконное военизированное формирование. Но наши подразделения, конечно, постоянно сотрудничают с ВСУ. Системно этот вопрос не решен, то есть мы никому не подчиняемся. Но на деле все взаимодействие происходит между командирами на местах. Иногда мы просим поддержки, иногда помогаем сами. Бывали случаи, когда мы одалживали оружие у ВСУ. Со Службой безопасности у нас особые отношения. Нам предлагали стать одним из подразделений СБУ. Мы отказались, но часто участвуем в их операциях. Там по-прежнему много засланных казачков, но есть и преданные долгу люди. «Правый сектор» может осуществлять операции, которые по каким-то причинам не были одобрены руководством или для них не хватает людей.
военнослужащих
– О разнице мотивации добровольцев и призывников ВСУ говорят постоянно. Неужели она настолько разительна?
– Во-первых, многое зависит от командира. Во-вторых, даже самое прочное укрытие бесполезно, если за ним сидят дебилы. В-третьих, в ВСУ серьезные проблемы с организацией. Доходит до того, что в штабах многие и картами не умеют пользоваться. Там куча бумажной волокиты, медлительность. И все это в условиях молниеносной смены обстановки на передовой. А там людей и не учили по-другому, они не приспособлены к таким обстоятельствам. В результате возникает масса ситуаций, когда бойцы предоставлены сами себе, не знают, что делать. От безделья пьют или бегут. Рядом с нами дом, в котором базировался минометный расчет ВСУ. У них промок порох. Начали его сушить прямо в подвале. В итоге взорвался весь боекомплект. Погибли восемь человек. А все из-за «синьки», скорее всего. В другом доме солдаты побросали весь боекомплект и волонтерскую помощь. На нераспакованные детские рисунки было больно смотреть. Кроме того, никто не занимается второй, третьей линией обороны, чтобы можно было не беспорядочно бежать, а организованно отступить. Я уверен, что 80% смертей в ВСУ происходит в результате несоблюдения правил техники безопасности, пьянства и безответственности. Всевозможные самострелы и так далее. Например, пойти в туалет без каски – это нарушение. За него нужно наказывать, а в ВСУ всегда все сходит с рук.
военнослужащих
– В «Правом секторе» наказывают?
– Конечно. Побежал без бронежилета – удары буковой палкой, если что-то серьезное – копаешь окоп под обстрелом. И тогда сразу доходит. Если не доходит – до свидания. Организация добровольная.
военнослужащих
– Есть какой-то типичный образ «правосека»? Все-таки вами пугают детей.
– Как и везде – разные люди. Много состоявшихся, уже с семьями, у кого-то – бизнес. Есть люди со школой жизни – с судимостями в силовые органы не берут. Люди разных национальностей. С нами воюют чеченцы, латыши, грузины. Некоторые из них работают инструкторами. «Правый сектор» не идеален. Вне зоны АТО под нашим флагом люди часто занимаются откровенным криминалом. С такими разбирается внутренняя жандармерия.
военнослужащих
– Ты бросил работу, война закончится не скоро, на что и как жить?
– Ну, деньги там не нужны. Тратить их там банально негде, а тебя всем обеспечивают. Я никуда не собираюсь уходить, потому что вижу применение своим знаниям и навыкам здесь. В конце концов, кому-то нужно этим заниматься осознанно, а не бухать. У меня поменялись взгляды. Я не могу сидеть дома, понимая, что где-то погибают мои друзья. Тем более, все это может случиться рядом с моим домом. Сегодня на войне очень не хватает ответственных людей. Многие думают, их призовут в армию и сразу пошлют на передовую. Это не так. Здесь нужны менеджеры, организаторы, просто готовить еду нужно. А еще проблемы с логистикой, банальным складским учетом. Во всем этом царит полнейший бардак, что победу, конечно, не приближает. Заняться есть чем. Потом этот опыт пригодится.